В этом городе я - просто имя, одно из многих, нераскрытая книга, забытая сотни лет,
Всего искорка, шорох, песок на чужой дороге, обернёшься вокруг - тут и разницы, в общем, нет.
Я пишу, по дорогам кометой несётся время, беспокойно и въедливо ёжась на сквозняке.
Ветер воет, а в окна мышиное бьётся небо... но лишь взглянешь вокруг - и мышиное только мне.
Надо лечь бы пораньше и живо помыть посуду, и не взращивать более всякую ерунду
В непутёвых словах или мыслях везде и всюду, просто знать, что тебя всё равно и всегда поймут,
Не стараться отчаянно-глупо давить на смысл, не делиться душою и не обойти судьбу,
Просто знать, что есть перечень чьих-то всеобщих истин, и поверить в всеобщее вечное «я могу»;
Просто знать, что досадный комок увязает в глотке /ничего, я могу, это бремя, оно моё/.
Наша жизнь будто бы на мигающей алой кнопке: дальше в чащу идёшь - посильнее сожми ружьё,
Опусти свои веки, пройди череду сомнений, проберись через бурю из знаков и полуслов.
Не живи только этим, а нет - то, по крайней мере,
Всё оставить ты будь каждый день и всегда готов.
Пусть нас будет немного, извечно готовых к солнцу, к подростковым историям (с гранью, но без конца): говорить беззаботно на улице с незнакомцем, хохотать и не прятать в руках своего лица, наслаждаться практически каждым свободным мигом, пропускать все занятия, спать - так часов до трёх, допоздна перечитывать, может, любые книги...
Понимать то, что мир наш совсем и не так уж плох.
Пусть мой город узнает о том, кто же я такая, пусть узнает меня, пусть он выучит назубок:
«Родилась она там-то, а выросла - ну, мечтая, - и пока ещё жаждет да в силах нестись вперёд».
И любые на свете - ты слышишь? - любые власти, обещаю - ты веришь мне? - будут нам нипочём.
Я пишу, со мной рядом мурлычет простое счастье и толкается ласково носом в моё плечо.